Не могу сказать, что в этом возрасте Миша был очень ласко­вым и нежным, но он был всегда достаточно вежливым, мягким и

корректным, и отношения между нами были вполне добрыми. По­этому естественно, что его поведение было для меня совершенно неожиданным.

Уже потом, спустя какое-то время, многократно вспоминая и переживая всю эту киевскую эпопею, я, кажется, поняла, почему он так себя вел. Во-первых, он сам был взволнован, смущен и огорчен, но не хотел этого показывать. Во-вторых, он был не один, а с каким-то мальчиком, и, возможно, опасался моих упре­ков, слез и других «эксцессов». Думаю также, что он был и не­сколько рассержен и разочарован тем, что несмотря на его прось­бы, мы все же стали искать его и нашли так быстро.

Как бы то ни было, он сдержал свое слово и в намеченный день приехал в Ленинград. Блудный сын вернулся. Я почему-то не посмела пойти встречать его, хотя мне очень хотелось это сделать, и осталась ждать его дома. Он пришел с вокзала не сразу, а спус­тя часа три после прихода поезда, когда я начала уже паниковать. Наверное, ему хотелось прийти домой и побыть одному, и он над­еялся, что мы к тому времени уже уйдем на работу.

Вот такие, почти детективные, были у нас события. Отсутство­вал Миша около месяца, но вернулся каким-то другим: повзрос­левшим, молчаливым и отчужденным. Никаких разговоров и рас­спросов по поводу его «побега» не было. И мы, и он держали се­бя так, будто ничего не случилось. Таковы были условия, постав­ленные им перед своим возвращением, и нам ничего больше не оставалось, как выполнять их.

Несколько раз я порывалась поговорить об этой истории поз­же, когда он стал уже совсем взрослым, но каждый раз меня что-то останавливало. Я знала, что он не любит копаться в прошлом и раскрывать душу. Так что эта страница его жизни, как и многое другое, осталась невыясненной, и мы так и не знаем истинных причин киевского вояжа. Были, правда, какие-то предположения и намеки, связанные с его увлечением киевской однокурсницей, но я не знаю, насколько они верны.

Интересно, что из Киева Миша писал письма своему прияте­лю. Родители этого приятеля, весьма респектабельные люди, обе­регали сына от «вредных влияний» и контролировали его. Миша был вхож в эту семью, считался вполне благонадежным и отноше­ния между ребятами одобрялись. Но это не помешало бдительной мамочке читать письма, присылаемые Мишей приятелю до вос­требования. А письма эти, надо сказать, были какими-то удиви­тельно легкомысленными и даже фривольными. К тому же еще Миша приглашал его последовать его примеру и присоединиться