Попытаемся разобраться еще и вот в каком вопросе: так назы­ваемой вторичности Науменко. Многие эрудиты отказывают ему в самобытности, а порой даже упрекают в подражательности, ще­голяя знанием англоязычных рокеров. В чем здесь дело?

Я не стану кокетливо причислять себя к рок-дилетантам: мне знакомы первоисточники майковского вдохновения, дело здесь в другом. Я бы сравнил то, что делает Науменко сегодня, с тем, что в начале прошлого века делал В.А. Жуковский. Разумеется, парал-

лель эта весьма возможно, что не оригинальная, (уж слишком она очевидна) способна вызвать и улыбку, и возмущение (все зависит от читателя), но подоплека здесь одна: нельзя создать своего, са­мобытного искусства, игнорируя опыт, накопленный в этой об­ласти представителями другой культуры.

Вольные переложения Жуковского из западноевропейской по­эзии стали вполне национальными и неповторимыми шедеврами русской лирики. Современному читателю поэзия, созданная до Ломоносова, т.е. условно до ориентации на европейскую культу­ру, навряд ли покажется удобочитаемой; и дело не только в языке, но и в самом ее строе. Поэтому сейчас, когда мы начали осваи­вать афро-американскую стихию рока, трудно обойтись без пов­торений и цитирования. Это к вопросу о подражательности Май­ка и многих других.

Что же касается «вторичности», то я бы предпочел говорить о традиционности. Традиция в рок-н-ролле - очень хорошая провер­ка личностной самостоятельности традиционалиста. На Западе традицией не пренебрегают ни Боб Дилан, ни Брюс Спрингстин; насквозь традиционна музыка рэггей, тем не менее, многим ар­тистам удалось и удается привносить свои, неповторимые элемен­ты, которые позволяют безошибочно определить индивидуаль­ность конкретного исполнителя. Мне кажется, что это удается и Майку в его лучших вещах. Здесь срабатывает еще и такая деталь: на узнаваемую музыкальную канву ложатся неожиданные май-ковские стихи, что создает дополнительный эмоциональный эф­фект, наподобие того, когда мы после долгих лет разлуки встреча­ем своего старинного, с детства знакомого друга: что-то осталось в нем от соучастника общих ребячьих проделок, но время измени­ло его, и он уже тот, да, не тот.