Впечатление, которое сохранялось всю жизнь, было точно подтверждено незадолго до его смерти - я помню его таким рок-н-ролльным петербургским юношей, и для меня он всегда был таким и никогда не был другим. И то, что он поседел и попол­нел за последние несколько лет, абсолютно этого факта не ме-

няло, и когда мы зашли к нему на день рождения, он отозвал ме­ня на кухню и прочитал свои стихи, какие-то новые, сказал, что сегодня ночью написал. И стихи были точно такие же, как он писал тогда, в конце семидесятых, то есть, вообще ничего не из­менилось. И в этом, по-моему, в этой его полной изолирован­ности от мира, он весь. То есть, себя, юношу - рок-н-ролллыци-ка, он загнал в такое измерение, в котором всю жизнь и прожил, и мир видел только внешнюю его сторону. А внутренней сторо­ны он, по-моему, просто не понял. Майк - как бы солидный, звезда, очки и все такое, а ведь он был прямой противополож­ностью всему этому, ему как было лет пятнадцать или шестнад­цать, так и осталось. Тогда он создал свой особый мир и стал в нем жить. И он всю жизнь слушал музыку, связанную с этим миром: старый рок-н-ролл, Болана, что-то еще... Он всю жизнь в этом и оставался. Насколько я помню, ничего нового он не принимал - «Дэд Кэн Дэн»с или «Кокто Твинз» - упаси, Гос­подь! И поэтому он остался абсолютным романтиком. Просто то, что было внутри, вот эта сердцевина, она была видна только тем, кто из этого же мира и происходил, кто хорошо его знал. Мы с ним встречались, не могу сказать, чтобы очень уж часто в последний период времени, но я видел - он всегда стопроцен­тно оставался абсолютно верен себе.

В то время мы часто собирались вместе играть рок-н-роллы на всяких танцах или где-то еще, а поскольку и он писал песни, и у меня были новые, появилась идея сделать что-нибудь вмес­те. И действительно, был выставлен уже вошедший в поговорку микрофон в уже вошедшем в поговорку поле, и что-то там бы­ло записано, Фан еще подыгрывал. И все это было сделано очень быстро, остались песни, остались ощущения.

Один из рассказов Майка, уже довольно известный, опять-таки подтверждает то, что я говорил - у Майка с детства, с юности сложилось определенное понимание, что такое рок-н-ролл, определенное понимание, что значит быть звездой рок-н-ролла, и он с начала до конца жизни ничем другим никогда не был - он был звездой рок-н-ролла сразу. И это могло входить в соответствие с внешним миром, могло дико выходить из фазы, но он всегда был и оставался с первой ноты, им записанной, до последнего своего дыхания звездой рок-н-ролла. Абсолютно не­замутненной ничем другим - ни координацией с внешним ми­ром, ни какой-то попыткой понимания, что вообще в этом мире происходит, ему на все это было глубоко наплевать. Он жил жизнью звезды рок-н-ролла, он был ею с самого начала. И для