Быстро стало ясно, что тактика знаменитого сценариста не подходит для независимых героев рок-н-ролла. То, что возможно, проходило у него с Полиной, никак не могло пройти просто так, например, с Дюшей или другими представителями «Аквариума».

Он считал, что главное - покупать побольше коньяка и все будет «ОК», и покупал его, но поил им беспрерывно исключительно Майка и Бориса, игнорируя остальных, - а этого не прощают. Тем более, что Майк вообще предпочитал коньяку сухие вина, а в ком­пании Бориса были гораздо большие любители этого напитка, чем он сам.

Творческий союз с Осетинским быстро прекратил свое сущес­твование. И дело здесь не только в коньяке, просто мэтр оказался недостаточно крут для занятий рок-н-роллом в СССР - он юлил, сбегал с концертов при первых признаках опасности (а она, по оп­ределению, сопутствовала любым формам занятий этой музыкой), неприлично ругался, вообще, вел себя нехорошо. Одни его ругали очень сильно, другие - поменьше, Майк же отмалчивался, а иног­да говорил, что несмотря на все неприятности, О.Е. Осетинский лично для него сделал достаточно много.

Ну, сделал и сделал, за хорошее - спасибо, за плохое - да Бог с ним, с плохим - всякое бывает. А в Москве для Майка на Олеге Евгеньевиче свет клином не сошелся. Однажды, вернувшись до­мой из очередной поездки в столицу, Майк с трепетом показывал друзьям и жене фотографию лысого бородатого гражданина и го­ворил всем с несказанным уважением в голосе: «Вот один из кру­тых московских мафиози». Но при более близком знакомстве с необычным гражданином, выяснилось, что он ни какой не мафи­ози. Александр Липницкий - так его звали - стал просто отдуши­ной не только для Майка, а для целого сонма ленинградских му­зыкантов, мыкающихся в поисках кайфа между двумя столицами.

Об отношениях же Майка к этом у человеку можно судить хо­тя бы по тому, что в его доме он спокойно и с удовольствием пел свои песни для хозяина и гостей, чего вообще-то почти никогда и нигде не делал - квартирные концерты это совсем другое дело, это КОНЦЕРТЫ, а чтобы так - за накрытым столом, во время как бы отдыха... Нет - этого он не любил. Есть очень немного домов, где Майка могли попросить между тостами спеть «Сладкую N» или «Пригородный блюз», и он бы не отказал, а с удовольствием вы­полнил бы просьбу. Он не любил петь в гостях. На сцене всегда находился Майк - звезда рок-н-ролла, а дома, лицом к лицу со слу­шателем сидел Майк - помятый и страдающий от окружающего его идиотизма, мучающийся им, как зубной болью и похмельем, и эта боль всегда была в его глазах, и он не хотел, чтобы ее видели. Он не любил выглядеть слабым. Он не мог быть побежденным. Спустя несколько лет он надел черные очки и уже никогда боль­ше на публике их не снимал.