В нем было, как Артем правильно отметил, правильное чутье рок-н-ролла. Когда мы писали «55», у него был подход стопро­центно рок-н-ролльный - как бы не было что-то грубо, или не

грубо, так или не так, но если это действует, за нервы задевает, то это остается. И над какими-то вещами, вроде бы правильно сделанными, он мог долго работать, потому что они «не цепля­ли».

Нам всем очень повезло, что в конце семидесятых создалось какое-то поле рок-н-ролльное в Петербурге - то, о чем говорят, но толком никто не помнит, потому что большинство из тех, кто там были, либо умерли, либо спились. Все это было - все эти концерты по всяким НИИ, и все эти фестивали на открытом воздухе. Это как раз было то, что надо. Я помню какое-то утро, когда мы с восьми часов утра какие-то колонки перевозили с Майком, какие-то ящики таскали. Темно было, едем мы вдвоем и обсуждаем ситуацию, и соглашаемся на том, что вот это и есть настоящая жизнь. Мы ухитрились создать себе здесь все - Вуд-сток, Нью-Йорк, Лондон, все, что угодно. Года два-три в Ленин­граде это держалось. Все было в полный рост. И мы могли по­лучать двадцать рублей за концерт, но какие это были двадцать рублей! И какой это был концерт!.. Все было стопроцентно на­стоящее. Создали себе воображаемый Лондон, и он в полный рост окупался, потому что все, что с этим сопряжено, все было. А самое главное, что ощущения внутренние, они не очень су­щественны для всех окружающих людей - мало ли, кто как себя чувствует, но когда есть ощущение, то возникает и его плод -возникают песни, возникает поведение, что-то, что выше чело­века, что красиво само по себе.

И Майк как раз был в полный рост ребенком этого времени, и когда дальше действительность стала более уродливой, то это стало уже тяжело. А в промежутке, когда КГБ еще не начало все это давить, года до восьмидесятого - восемьдесят второго, ког­да еще никто из правоохранительных органов не понимал, что вообще это такое, было время чистого, неразбавленного рок-н-ролла со всеми его кайфами. Ни шоу-бизнес его не давил, ни менты, никто не давил, и песни шли сами по себе, и поэтому он тогда написал большую часть своих песен. У нас тоже - практи­чески пять альбомов за два года - это много. Я вспоминаю ве­чер, когда мы сидим у Майка на кухне, и он поет «Дрянь», толь­ко что написанную, и нет ощущения, что мы находимся в какой-то рок-н-ролльной провинции, что ТАМ они умеют, а мы не умеем - ни фига! Тот комплекс, которым страдало большинство наших советских рок-музыкантов, так называемых - они-то мол умеют, у них там фуз и квак, и обработка, и все... - нам это бы­ло не нужно. Это были какие-то прилагающиеся детали, и толь-