Примечательно, что в развитии музыкального искусства вы­двинулись на первый план в XVII веке не обязательно те страны, которые были тогда важнейшими в истории других искусств. Так, историки литературы имеют основание подчеркивать, что центр духовной жизни Западной Европы постепенно переместился из Италии и Испании во Францию и Англию, историки живописи акцентируют также передовую роль Голландии. Для истории музыки важнейшей страной и в XVII веке остается Италия, сохра­няющая для этого искусства роль духовного центра. Неоспоримо и значение Франции. В то же время Голландия ничего особенно существенного на путях музыкального искусства Европы в XVII столетии не дает. Отсталая же и разрозненная Германия выдвигает целую плеяду значительных музыкантов и величайшего из них в XVII веке Генриха Шюца. Англия переживает нелегкое время для своей музыкальной культуры в связи с особенностями пуританского движения, и вместе с тем в ней появляется истинный гений национальной музыки — Генри Пёрселл. Все это — в сопо­ставлении с судьбами других искусств — еще более обостряет ощущение неравномерности в художественном развитии европей­ских стран.

Как объяснить, что в одной и той же стране музыка пережи­вает расцвет, когда другие искусства отступают перед ней, или живопись достигает вершин, а музыка словно утихает, отходит на второй план? Искусства имеют каждое свою специфику: смысл слова и твердая понятийность господствуют в литературе; нагляд­ность образов и концепций характерна для изобразительных искусств; музыка наиболее сильна передачей человеческого чув­ства, а понятийность и наглядность передаются в ней лишь опосредованно. В зависимости от того, в чем именно нуждается

312

творческая мысль, действующая в определенных общественных условиях, на первый план может выходить то или иное искусство. Во время великого Баха, например, ни живопись, ни литература Германии не выдвинули сколько-нибудь близких творческих величин. Мало того: ни в одной из европейских стран не было тогда композиторов, равных Баху.

Особая напряженность в духовной жизни общества возникала в XVII веке также из-за острых противоречий межу развитием передовой научной мысли — и воинствующей религией, отстаивав­шей устаревшие представления о мироздании, о природе, о процес­сах жизни. С одной стороны, XVII столетие выдвинуло крупней­ших ученых — Галилео Галилея, Кеплера, Гарвея, Декарта, Нью­тона, Лейбница, смело разрабатывавших новые идей в области астрономии, космологии, физиологии, физики, математики и фило­софии. С другой стороны, католическая церковь поощряла рели­гиозный фанатизм; коварно и жестоко действовала инквизиция (на кострах сжигались «ведьмы»!); преследовались все, кто подо­зревался в «вольномыслии» — от Галилея до поэтов и драматур­гов. По всей вероятности, непосредственное воздействие новых научных идей на судьбы музыкального творчества было в XVII ве­ке не слишком ощутимо. Однако такие научные интересы, как внимание к проблемам движения, динамики в точных науках и философии, как изучение воздушной атмосферы, имеют себе аналогии в образной сфере искусств, в том числе музыкального искусства. Движение чувств, их развитие и противоборство в душе человека, существование личности в определенной среде — это новые сферы выразительности в музыкальном искусстве XVII века, прежде всего в оперном театре. Но главное заклю­чалось в том, что крупнейшие из музыкантов, находясь тогда обычно на службе церкви, большого или малого двора, зачастую связанные в творчестве с религиозной тематикой, не могли не ощу­щать растущее духовное напряжение своего времени: столкнове­ния науки и религии, передовой мысли и воинствующей церкви, расшатывание прежних представлений о мире, о вселенной, о природе человека, все открывающуюся неустойчивость, казалось бы, вечных истин об идеальном и материальном.