Организация торжеств была поручена римскому композитору Эмилио Кавальери, специально приглашенному во Флоренцию гер­цогом Медичи. Музыка интермедий состояла из мадригалов раз­личного склада, в сочинении которых участвовали Кристофано Мальвецци, Лука Маренцио, Якопо Пери, Джованни Барди и сам Кавальери (ему принадлежит и музыка заключительного балета). Среди исполнителей блистали лучшие итальянские певцы: Якопо Пери (прекрасный тенор, пленявший слушателей своей манерой исполнения), Виттория Аркилеи (сопрано), которую современники называли «Евтерпой наших дней», а также талантливые дочери певца и композитора Джулио Каччини.

Знаменательно, что на образцах мадригалов и даже на стиле их исполнения уже сказывались новые тенденции времени, подгото­вившие появление оперного искусства в Италии. Мадригал как бы перерождался в процессе новых творческих исканий, то «расши­ряясь» до пышной многохорности, то уже тяготея к монодии с со­провождением. Так, заключительный мадригал Мальвецци был рассчитан на семь хоров, на участие шестидесяти певцов и на огромный инструментальный состав. Одновременно другой, не­большой пятиголосный мадригал того же композитора выдержан в камерном складе и не требует даже обязательного хорового состава: Виттория Аркилеи пела его верхний голос (вводя украше-

321

ния в мелодию), тогда как остальные партии исполнялись ан­самблем инструментов (лютня, большая гитара и другие). Мадри­гал Кавальери прямо предназначен для голоса соло с сопровожде­нием китарроне (басовая гитара). Вокальная партия изысканно развита, и ее пассажи ритмически прихотливы в духе импровизационности. Голос, казалось бы, противопоставлен аккордово­му сопровождению; однако он является по существу вокальной импровизацией (своего рода вариацией!) на основе инструмен­тальной мелодии. По-своему весьма любопытен мадригал Пери «Эхо», предназначенный для трех теноров в сопровождении китарроне. Ведущей партией в ансамбле всецело является верхний голос. Его мелодия развита, даже виртуозна в своих пассажах. Исполнял ее сам композитор-певец. Два других тенора лишь под­хватывали (как эхо) цветистые мелодические каденции. По суще­ству эта музыка уже недалеко отстоит от того, что получило новое развитие в первых оперных опытах.